Верим на словоНазначив Шекспира, Мейерхольда и Бабу Ягу в главные герои, Владимир Юровский провел три просветительских концерта, в ходе которых менял дирижерскую палочку на микрофон Ведомости / Пятница 14 июня 2013 Говорят, что художник попадает в болевые точки общества. Владимир Юровский попал — но не гвоздем, а доброй врачующей рукой. Боль наша в том, что интерес к классической музыке вроде бы велик, залы полнятся, филармонические абонементы разлетаются как пирожки — а с другой стороны, публика сменилась и знатоков в ней стало мало. Внушает ли музыка сегодняшним людям мысли — или только эмоции? Как распознать авторский замысел, как оценить произведение в историческом контексте? Информации сегодня много, но сориентироваться в ней сложно. Иногда выручает толково составленный буклет. Но живое слово все-таки лучше. Ничего нового Юровский не придумал: жанр концерта с пояснениями существовал и раньше, да и сейчас Геннадий Рождественский иногда красиво зачитывает перед началом исполнения тщательно составленную преамбулу. В отличие от него Юровский говорил без бумажки, но столь же прекрасным языком, легко и остроумно. Публика словно вдохнула воздуха — почему? Очевидно, потому, что Владимир Юровский, уехавший из России до начала перестройки, а теперь часто возвращающийся, явил собой соединение усвоенной в ранние годы советской фундаментальности и приобретенной позже европейской свободы мышления. Для трехдневного цикла «Владимир Юровский дирижирует и рассказывает» музыкант-эрудит выбрал три темы, в каждой из которых по-разному предъявил ГАСО — Госоркестр России. За то недолгое время, что Юровский руководит этим оркестром, коллектив преобразился: теперь он излучает энтузиазм, мобильность и готовность усваивать новый опыт. В первой программе Юровский соединил два произведения, написанных на сюжет «Сна в летнюю ночь» Шекспира. Первым из них стала «Королева фей» Перселла — вольная перелицовка шекспировской пьесы в жанре «маски»: описывая первую постановку этой семи-оперы, Юровский смаковал описание сценических чудес — например, лебедей, выплывающих из-под драконов, — и персонажей, среди которых, помимо шекспировских, оказались обезьяны и китайцы. На сцене между тем сидел камерный состав Госоркестра и приглашенные музыканты — гамба, теорба, барочная гитара и пара блок-флейт. Погоду делали последние — вместе с Юровским, в промежутках между главами своего рассказа садящимся за клавесин. Но гобой, фагот и, главное, трубачи, игравшие пусть и на хроматических инструментах, были свои — и первая попытка освоения барочного стиля прошла удачно. Сложнее пришлось оркестру во втором отделении: Мендельсон, чья музыка к шекспировской пьесе предстала в полном наборе номеров, написал струнной группе столь ажурные партии, что малейшая неточность отнимала у истории про эльфов и людей — тех и других на разные голоса изобразила Алла Демидова — толику волшебства. Во второй программе Юровский напомнил публике, что в том месте, где она находится, когда-то планировался вовсе не Зал Чайковского, а Театр Мейерхольда, чем вызвал у нее легкое чувство вины. По сценарию Юровского сначала Мейерхольд работал с Шостаковичем и Маяковским — результатом становился «Клоп», и гротеск множился на гротеск, когда духовая секция ГАСО изображала пожарный оркестр. Дополнением стал трагический «Король Лир», в котором Шостакович работал уже с Козинцевым, но над партитурой тяжко витала тень Мейерхольда и Зинаиды Райх: подробности расправы над ней стали подтекстом номера «Ослепление Глостера». Потом мы увидели фрагмент подготовки неосуществленного спектакля Мейерхольда «Борис Годунов»: это был рабочий показ труппе музыки к спектаклю, которую принес Прокофьев. Как и в «Клопе», ГАСО выступил в амплуа плотно звучащего театрального оркестра с громкой медью и малым количеством струнных. ГАСО гуськом за Юровским вышел в будничной одежде, композитор Андрей Семенов в роли Прокофьева деловито раскланялся, сел к роялю, начал играть и петь, оркестр и артисты подхватили. Многовато было Михаила Левитина, зачитывавшего из партера тексты Мейерхольда, но картина замысла, которому не суждено было осуществиться в силу жестокой воли истории, предстала выпукло и наглядно, особенно в эпизоде битвы, когда три войска — польское, азиатское и немецкое — играли одновременно в трех разных темпах, а барабаны отбивали ритм в четвертом. Третий день цикла пришелся на День России. Во избежание кривотолков Юровский объяснил, что первоначально концерт планировался на Иванову ночь. Блюдом, поданным дважды, стала «Ночь на Лысой горе» Мусоргского. В начале концерта она прозвучала в оригинальной авторской версии, исполненной необузданной смелости и дикости звучаний. В конце эта же вещь была дана во второй авторской редакции в оркестровке Шебалина под названием «Сонное видение парубка». А в промежуток набилась поистине роскошная нечисть: четыре «Бабы Яги» — Даргомыжского, Лядова и две Мусоргского в оркестровках Горчакова и Равеля, «Кикимора» Лядова, «Полуденница» Дворжака, Наина и Черномор из «Руслана» Глинки, а также Хома Брут и Панночка из балета «Вий» Геннадия Гладкова. ГАСО играл большим составом — хлестко, молодо, почти без потерь отоварив даже «Поганый пляс» Стравинского. Евгению Федоровичу Светланову бы понравилось. Во всех трех программах впечатлял уверенной харизмой бас Максим Михайлов. Украсили цикл солистка с мировым именем Любовь Петрова, восходящая звезда Большого театра Александра Кадурина, актриса-певица Наталья Павлова. Если цикл Юровского считать пилот-проектом будущего июньского фестиваля ГАСО, то он удался. Оркестр возродился и предстал разными ликами. Наметилось сотрудничество с барочниками. Самое главное — публика узнала, что у музыки есть композитор, идея и история. Продолжение напрашивается. Современные русские композиторы: Геннадий Гладков |