За попытку спасибоМариинский театр открыл фестиваль к 200-летию Гоголя мировой премьерой трех одноактных опер. Язык Гоголя обрел свой музыкальный эквивалент в ХХ веке. ХХI веку пока трудно что-то к этому прибавить Ведомости / Вторник 14 апреля 2009 Художественный руководитель — директор театра Валерий Гергиев заявил, что если кого и можно упрекнуть в нелюбви к сочинениям современников, так это не его, и вообще: «Мы хотели расширить свои представления о том, какими боевыми фигурами располагает сейчас российская оперная школа». Во исполнение таковой задачи театр объявил всероссийский конкурс камерных опер по Гоголю, и трех его победителей пустили на сцену. «Шпоньку и его тетушку», сочинение Анастасии Беспаловой, выпускницы Владимира Кобекина в Уральской консерватории, обрамляют опусы двух учеников Бориса Тищенко в консерватории Петербургской: «Тяжба» Светланы Нестеровой и «Коляска» Вячеслава Круглика. Если бы мы вознамерились именно по ним судить о боевитости фигур нынешней оперной школы — пришлось бы признать, что нового Шостаковича, в 21 год написавшего «Нос», пока не явилось. Зато влияние этого «Носа» и Шостаковича в целом (как и много кого еще, включая самого Кобекина) вполне очевидно. Беспалова выглядит посвежее других, но в целом о каком-то ярком оригинальном музыкальном языке говорить не приходится. Чему их учили, авторы продемонстрировали, но не более того. А жаль. Дух захватывает, когда видишь, как Гоголь чудной властью пронзил время на два века вперед. Современной ему музыке недоступны были его глубины и тайны, только в XX в., когда из гоголевских шинели, вязаных шейных платков и панталон цвета наваринского пламени с дымом уже вышли обэриуты, сюрреалисты, театр абсурда и, возможно, даже соцарт — и композиторы научились находить звуковые соответствия невероятностям вроде «свинья, прохаживавшаяся по двору с шестнадцатью поросенками, подняла вверх с испытующим видом свое рыло и хрюкнула громче обыкновенного». В спектакле «Шпонька и его тетушка» режиссер Алена Анохина и художник Николай Слободяник подпускают мороку — ездят некие беседки, внутри поют персонажи, беседки, будучи положены, становятся утюгами, смахивающими на гробы, вышагивает гигантский петух, зачем-то опускается мини-копия головинского занавеса Мариинского театра — в общем, все согласно модному канону ставить «мир автора». Ребячеством было бы требовать от молодых людей конгениальности умонепостигаемому гоголевскому гению. Но, как справедливо заметил Набоков, главные события у него — события слога. А когда певцы в костюмах и мизансценах вот просто так поют невероятный текст сна Шпоньки типа «это я, жена твоя, тащу тебя, потому что ты колокол», происходит такое же упрощение и уплощение, как в большинстве оперных либретто по великим книгам. «Тяжбу» режиссер Антон Коваленко и сценограф Олег Головко поместили в офис, смысла от этого отнюдь не прибавилось. Поставленная Максимом Кальсиным «Коляска» идет на фоне ее, «Коляски», рукописи с рисунками (художник — Алексей Вотяков) — никакого приращения смыслов от этого опять-таки не происходит. С другой стороны, спектакли подготовлены и партии разучены тщательно. Артисты весьма старательны. Зритель (а пока, кстати, полные залы на новых операх неизвестных авторов!) не будет, конечно, ничем осчастливлен, но и оскорблен не будет. В Мариинском театре умеют по-разному: хотя бы в течение года то гениально исполнят «Тристана и Изольду» в постановке Билла Виолы, то выпустят ужасающего, ниже всех санитарных норм «Севильского цирюльника». Гоголевский проект примерно посередине. Ставки, сделанные Валерием Гергиевым, оказываются выигрышными и проигрышными с равной вероятностью. Но, как писала современница Гоголя Каролина Павлова, «кто тщетно ищет, не беднее того, быть может, кто нашел». Санкт-Петербург Гоголева музыка Оперы молодых композиторов увидели свет в рамках фестиваля в честь юбилея Гоголя. В его программу вошли две гоголевские оперы Римского-Корсакова («Ночь перед Рождеством» и «Майская ночь»), две Мусоргского («Сорочинская ярмарка» и «Женитьба»), «Нос» Шостаковича, «Опера о том, как поссорился Иван Иванович с Иваном Никифоровичем» петербургского композитора Геннадия Банщикова и «Мертвые души» Родиона Щедрина, шедшие на сценах обеих столиц 30 лет назад. |